Советский футбол на подъеме: сборная СССР на Чемпионате мира — 1982 выбывает из борьбы во втором групповом раунде, уступив лишь в дебютной встрече сборной Бразилии. В самой же стране происходит самая массовая спортивная трагедия за всю ее историю.
20 октября 1982 года московский «Спартак» проводил матч Кубка УЕФА с голландским «Харлемом» на БСА «Лужники». В этот день температура в столице опустилась до отметки в минус десять градусов, поэтому на матч пришло не слишком много зрителей. Почти всех болельщиков, независимо от билетов, посадили на трибуну «С». Красно-белые открыли счет в начале матча благодаря усилиям Эдгара Гесса. Мерзкая погода и пасмурный матч вынудили многих болельщиков покинуть стадион пораньше. Так как были открыты только одни ворота, исходящая процессия саппортеров тянулась медленно. На последней минуте игры Сергей Швецов забил второй мяч в ворота «Харлема», и уже уходящие болельщики повернули обратно. Образовалась грандиозная давка на лестничном марше, в результате которой только по официальным данным погибли 66 человек. Неофициальные данные (западная пресса, родственники погибших) огласят позже совсем другую цифру — 340 умерших.
Большинство погибших разрешили похоронить лишь на 13-ый день после трагедии. Информация об инциденте в «Лужниках» появилась только в одной газете: на следующий день «Вечерняя Москва» скупо упомянула, что после матча «Спартак» — «Харлем» произошел некий неизвестный несчастный случай, в результате которого имеются пострадавшие.
Сейчас на месте катастрофы воздвигнут памятник погибшим болельщикам. Но вопрос — кто же главный виновник происшедшего? — остается открытым до сих пор.
ВЕРСИЯ I. Виновник — дирекция БСА «Лужники».
Официальная версия.
Обвинители: Московский городской суд, милиция, болельщики.
Официально главными виновниками трагедии были названы В.А. Кокрышев, директор Большой спортивной арены имени Ленина; его заместитель К.В. Лыжин; и комендант «Лужи» Ю.Л. Панчихин. Им приписали 172 статью УК РФ (халатное исполнение служебных полномочий), и присудили по три года заключения. Однако, директор и его заместитель имели правительственные награды, следовательно, попадали под полную амнистию. Панчихину срок сократили наполовину.
Вся троица предпочитала не «светиться», опасаясь мести болельщиков «Спартака». Главным пунктом обвинения была выбрана не поддающаяся никакой критике уборка снега на лестничном марше — в результате этой халатности, проход покрылся тонкой корочкой льда, и сбитые в толчее люди попросту не способны были подняться на ноги.
Родственники погибших обвиняли дирекцию стадиона в том, что был открыт только один выход с трибуны «С». На самом же деле, функционировали два выхода, но по одному из них пропускали только небольшое представительство голландских саппортеров.
ВЕРСИЯ II. Виновник — болельщики.
Неофициальная версия.
Обвинитель: милиция.
«Во всем виноваты фанаты», — типичнейшая отговорка советской милиции начала восьмидесятых годов прошлого века. Согласно милицейским свидетельствам, фанаты активнейшим образом распивали спиртные напитки, после чего начали бросаться в представителей правопорядка снежками, ледяными комками и бутылками (следует заметить, что болельщики признают факт забрасывания людей в форме снежками, но категорически отрицают метание бутылками). Зачинщики «заброса» со стороны болельщиков были арестованы в количестве нескольких десятков человек — но и это не помогло. В трагедии, по мнению милиционеров, виноваты сами саппортеры, которые двумя волнами столкнулись на лестничном марше на последней минуте игры, и сломали перила, в результате чего люди начали падать вниз. Милиция, естественно, всячески пыталась предотвратить трагедию, но все было тщетно: толпа стала неуправляемой и словно обезумела. Люди массово гибли в двух местах — близ единственных открытых ворот (там они просто оказывались зажатыми между воротами и напирающей толпой, и задыхались) и на лестничном марше (падали с высоты). Милиция — а кроме них самих, больше никто этот факт не подтверждает — оказывала героическую помощь в обеих горячих точках.
ВЕРСИЯ III. Виновник — милиция.
Неофициальная версия.
Обвинитель: болельщики.
1982 год — знаковый в войне между фанатами и милиционерами. Опасаясь даже самого термина «фанатизм», милиция не разрешала проходить на стадион с флагами, баннерами, или в атрибутике клуба. Болельщикам запрещалось скандировать на секторе или петь песни. Возмущенные поведением фанатов в матче против «Харлема» (имеется в виду то самое забрасывание снежками), акабы арестовали почти полторы сотни саппортеров — и эта цифра существенно отличается от той, которую называют сами милиционеры. Но и это не удовлетворило чувство мести людей в форме.
По мнению некоторых очевидцев событий, милиция специально пропускала фанатов только через одни ворота. В итоге «воспитательная мера» обернулась настоящей трагедией: стражи правопорядка создали узкий «живой коридор», что только усугубило давку. Более того — когда началось сумасшествие на лестничном пролете, милиционеры, хотевшие побыстрее очистить трибуны, активно подталкивали болельщиков с сектора в эту кровосмесительную мясорубку, существенно ухудшая и без того незавидную обстановку. В то же время самих милиционеров никто не видел ни около выхода со стадиона, ни близ лестничного марша — они попросту разбежались в стороны.
Милиции досталась и другая порция критики — когда израненные тела выносили с территории БСА, многие были еще живы, но милиционеры окружили их, и никого и близко не подпускали к пострадавшим. Даже гражданских врачей, которые пытались оказать первую медицинскую помощь.
Московский городской суд косвенно признал вину милиционеров: командир подразделения, обеспечивающего общественный порядок на трибуне «С», С.М. Корыгин был осужден. Но, так как имел правительственную награду, попал под амнистию.
Со времени трагедии в «Лужниках» прошло уже двадцать шесть лет, и до сих пор точно не известно, кто же был основной виновник этого, не имеющего аналога в СССР, инцидента. Да и вряд ли о виновнике тут можно говорить в единственном числе. Скорее всего, кошмар на БСА стал совокупностью множества и множества факторов.
Только вот погибшие 20 октября 1982 года, этого уже никогда не узнают…
Интервью с участником событий.
Алексей «Бывалый» Косыгин: «20 октября я всегда пью».
— Давно болеешь за «Спартак»?
— С самого детства.
— Когда начал саппортить?
— Я живу в Москве. На стадион впервые меня привел отец. Случилось это в далеком 1976 году.
— Алексей, как ты считаешь, что явилось причиной трагедии, которая произошла 20 октября 1982 года?
— Халатность.
— Извини, 20 октября кто-то из твоих знакомых погиб?
— Да, четверо. Гарик, Лео, Вика-Солнышко и Света. Светлая им память.
— Как началось 20 октября для тебя?
— Я проснулся. В тот день было резкое похолодание, выпало много снега. В общем-то, ничем не отличающийся день, обычный. День как день, лично для меня ничего не предвещавший. Вечером мы как обычно пошли своим коллективом на футбол.
— Много людей в твоей компании тогда было?
— Человек 10—15. Все ребята от 14 до 17 лет. Мне к тому времени исполнилось 16.
— В каком секторе сели? Много болельщиков собралось в этот вечер на трибунах «Лужников»?
— У нас билеты были на трибуну «Б», но по непонятным причинам всех согнали на трибуну «С». Таким образом на стадионе были наполовину заполнены трибуны «А» и «С».
— Какое-то непонятное решение по трибуне «Б».
— Я не знаю, я приказы не отдавал. Может, меньше людей на морозе задействовать хотели. Пойми их…
— Тот матч стал победным для «Спартака»…
— Да, мы выиграли 2:0. Швецов на последней минуте забил. Мы же с трибуны периодически обстреливали милицию, кидались в них снежками.
— Как реагировали?
— Ну так, нервничали.
— Швецов забивает второй гол. Что было потом?
— Мы стали выходить с секторов. Два выхода с трибуны «С» были закрыты, последний же был наполовину открыт. Туда толпа и пошла.
— Как писали многие потом, до гола Швецова болельщики потянулись к выходу?
— Я не помню этого. Я футбол смотрел, а не на тех, кто уходит, а кто нет.
— Вы начали выходить. Заметил что-либо необычное?
— Нет, в целом всё было совершенно нормально. Там, на секторе, поскользнулся кто-то. Его быстро подняли.
— На лестнице уже началась давка?
— Все пошли вниз по лестнице и, где-то пройдя одну треть, движение остановилось. Началась давка. Внизу люди уже тоже давили друг друга. Сломались перила, и люди с высоты трех -пяти метров стали падать на бетонный пол.
— Назад отойти не могли?
— Оттуда напирали. Отойти? Да там дышать нечем было.
— Ни одного милиционера, конечно, поблизости не было?
— Я не видел людей в погонах, да и не вглядывался я. Видел только пресс из человеческих тел со всех сторон.
— Ты был со своими друзьями или потерялся?
— В толпе потерялись, потом встретились у памятника, кто мог ходить. Я был не в себе. В 16 лет ходить по трупам…
— Как ты выбрался сам?
— Толпа отхлынула, и можно было глотнуть воздуха. Пошел вверх по лестнице, по телам, а внизу остались бутерброды из человеческих тел. Кто умер, кто стонет… Своих искать не стал, не пройти там было. Мы вышли через другой выход, который открыли позже, по колено в снегу. Потом пытались помочь. Все равно кому. Свои — не свои. Тут все свои были. Но милиция нас отгоняла, встав в цепь. Сами не помогали и нам не давали. Эти крики о помощи ни с чем не спутаешь.
— То есть милиционеры стояли, ничего не делали и вам не давали? Никаких доводов?
— Какие доводы? Они сами были в шоке. Просто тупо исполняли приказ. Скорая помощь приехала, когда всё кончилось. Для меня прошла вечность. Чем они там могли помочь? Люди не гриппом заболели, задохнулись они. Надо было вовремя растащить, но нам не дали этого сделать. А скорая помощь трупы развозила конвейером.
— Наверное, ты долго находился в прострации…
— Мы пошли в метро. Потом посидели, где собирались всё время, и по домам. Только через несколько дней узнали, кто погиб.
— Следующие дни были тяжелыми?
— Да, хоронили своих друзей. Милиция не давала нормально хоронить. Стояли за деревьями, следили за всем от дома покойных до могил. Особенно за теми, кто был на матче 20 октября.
— Что хотели от вас? Подходили к вам?
— Нет, конечно. Боялись огласки, муток всяких.
— Алексей, ты долго отходил от всего этого кошмара? Говорить об этом не мог?
— Я и сейчас не особо расположен.
— Официально тогда было озвучено очень малое число пострадавших.
— Я не пересчитывал, но думаю, что погибло гораздо больше людей, чем озвучили. Тема была тогда закрытая. За любую статью тебя могли бы легко уволить. Вот никто правды и не знал.
— Как я понимаю, сейчас точное число погибших известно?
— Нет. И не будет известно. Да и какая разница, один или сто.
— Как сейчас вспоминаете погибших?
— 20 октября я не работаю. Пью. Или на кладбище, или в «Луже», или дома.
— Какие-то акции организуются?
— Тогда была одна. Драка с милицией. На 40 дней у метро «Спортивная». Тогда если на шарф надевал чёрную ленту, то тебя гребли в милицию и ставили на учёт. Неприятности в школе, ПТУ и всё такое. Мы ехали с Ваганьковского кладбища, а они хотели нас задержать. Ну и понеслась…
— Как много болельщиков «Спартака» приняло участие в стычке?
— Человек 20 с нашей стороны.
— А милиционеров сколько было?
— Да кто их знает? Набежали как тараканы… В итоге многих задержали. Кто-то успел отскочить. Меня взяли у метро, но мы милицию обманули. Там повязали меня, и девку одну конскую, «Америка» погремушка у неё была, а менты, которые вязали, побежали дальше на улицу. А к нам зашел капитан — мол, вы чего тут делаете? «Америка» говорит: «Там милиция людей ногами бьет, мы пришли заявление на них написать». Он нас послал на три веселые буквы, мол, только вас тут и не хватало. Ну мы и срулили.
— Находчивые.
— Это не я, это она. А так, какие акции? Этим парней не вернуть.
— После тех событий, какой ты следующий матч посетил, не помнишь?
— Хоккей какой-то попытался посмотреть. «Спартак» играл в «Луже». На трибунах были все, кого не взяла милиция.
— Что почувствовал, когда впервые подошел к «Лужникам» после трагедии?
— Ничего я не почувствовал. Я себе позволяю чувствовать только раз в год. Иначе можно сойти с ума. Вы видели, когда мужика в 42 года, далеко несентиментального, слёзы душат? Лучше не смотреть. Не дай Бог такое испытать даже врагу…